С ней рядом очень светло и уютно. И хочется слушать ее воспоминания часами. Вот только, чтобы она плакала, совсем не хочется. Но не плакать, когда речь идет о войне, увиденной детскими глазами, невозможно.  …Это было 22 июня 1941 года. И всем подумалось: гроза. Но когда совсем близко жители военного городка, что в Львовской области Украинской ССР, увидели немецкие самолеты, поняли: война началась. Страшная. 

Наша собеседница – труженица тыла Фаина Борисовна Полякова -   свастику на крыле фашистского бомбардировщика в тот день разглядела отчетливо. Помнит до сих пор. Хоть и было ей тогда всего семь лет. Про долгий путь в тыл, про детство, которое отняла война, про помощь фронту, про жизнь беседуем сегодня. 

- У вас довоенные фотографии так хорошо сохранились. Бережете как память? 

-Берегу. И снимки, и вот это извещение о том, что папа пропал без вести. Видите, на какой грубой бумаге напечатано? Ничего же не было, вот и бумаги дефицит…  А на этой фотографии вся наша семья в сборе. Три сестры нас было. Мне, когда война началась, семь лет исполнилось, Валюше пять, а Светочке три. Мы в Львовской области жили. Папа - профессиональный военный, на тот момент был младшим лейтенантом. 22 июня 1941 года он как раз на учениях был. Разведка у немцев работала исправно: знали, что в городе только женщины и дети. И начали бомбить. Мы сначала подумали, что гром гремит, а оказалось - война.  Как в песне поется, помните: «Киев бомбили, нам объявили, что началася война».  Так вот не Киев в первую очередь бомбили, а наши военные гарнизоны. Самолеты низко летели, я свастику на крыльях бомбардировщиков рассмотрела очень хорошо, на всю жизнь это зрелище запомнила.  

- С отцом перед отправкой в эвакуацию попрощаться удалось? 

- Он буквально на несколько минут домой забежал. Взял фотографи  с семьей. И сказал, уходя: «Победа будет за нами». Такое поколение было! Воспитанное, ответственное. Извещение о том, что Поляков Борис Николаевич пропал без вести, нам уже в Ярославскую область пришло – туда эвакуировались, на родину родителей. Ростов Великий – их родной город. Будете мимо проезжать – привет от меня обязательно передавайте.  

-Дальнюю дорогу от войны в тыл помните? 

-Не все помню, но некоторые моменты из памяти и правда не вычеркнуть. Было, например, такое. Приехали мы в Куйбышевскую область (ныне Самарская область – прим. авт.). Из вагонов вышли, прямо на перроне ночевать расположились. И прибывает поезд с израненными солдатами. Везде кровь, бинты... Женщины к поезду со слезами бросились, детишки за ними. Каждая своего сына, мужа, брата искала. Страшно это. Когда в фильмах похожие сцены показывают, лицо руками закрываю – не могу смотреть. А еще в эвакуации я обеих сестренок потеряла. Умерли мои Светочка и Валюша. Воду ведь во время дороги любую пили. Вот и отравились мы все втроем. Я старшая была, у меня организм покрепче, выздоровела. А девочки нет.   

- Когда добрались до Ярославской области, начались трудовые будни? 

- Почти весь сорок первый год я проболела, даже школьные занятия пришлось пропускать – ослаб детский организм. А потом пошла в колхоз. Он назывался «Большевистский путь». Это в двенадцати километрах от Ростова. В деревне только старики, женщины и дети остались. Шестнадцатилетних мальчишек - и тех призывали. Мы, всей деревней их провожая, плакали. 

- Работать вам, восьмилетней девочке, тяжело приходилось? 

 - Что вы! Конечно! Сколько раз я серпом себе руки резала и не сосчитать. Но хоть плачь, хоть нет, а норму выполнять нужно. Дадут тебе пять соток ржи – всю сжать надо было. Мы еще цикорий выращивали, обрабатывали, сушили. И свиней пасли, и телят кормили.  Так я этот цикорий с тех пор терпеть не могу! А вообще те годы закалили, конечно. Помню, за хорошую работу мне однажды даже премию дали – ягненка. Учиться мы на месяц раньше заканчивали, новый учебный год начинали в октябре. 

- Зато теперь все умеете? 

- Почти. Не научилась только лошадь запрягать. За лошадьми у нас мальчишки ухаживали. Как у Некрасова: «В больших сапогах, в полушубке овчинном, в больших рукавицах, а сам с ноготок». Такими были и мальчишки военного поколения. Дети еще, а столько всего на них держалось. Помню, расставаться с лошадьми не хотели, когда приезжали военные и выбирали лошадей, пригодных для фронта. Плакали мальчишки. Вот как было.  

-На фронт посылки отправляли? 

- Кисеты  как и все вышивали. Но это мелочи, конечно. Мы продовольственные посылки на фронт собирать помогали. Помню, что картошку, например, отваривали, потом сушили. И этот полуфабрикат отправляли   солдатам. А еще делали так: картошку мыли, чистили, замораживали ее. Что с ней было дальше, как именно ее готовили потом, я не знаю. Но знаю, что процесс этот был трудоемким.  

-После войны вы продолжили учебу? 

- В пятый класс пошла учиться в деревню за десять километров. Одна из деревни пошла. И волки на пути встречались – всякое было. Квартиру снимали только в зимние месяцы, а так каждый день туда и обратно ходила. Мама у меня женщиной практически неграмотной была, но мудрой очень. «Учись, Фаюшка, - сказала. – Надо учиться». Я первопроходцем была. Потом вслед за мной и другие ребята из нашей деревни в школу ходить начали. 

-Активисткой были? 

-И драчуньей (смеется). Боролась за справедливость. Когда в сорок восьмом году к нам в школьную библиотеку прислали книгу Александра Фадеева «Молодая гвардия», мы решили создать комсомольскую организацию. Некоторые испугались: вдруг в случае чего также пытать будут, как героев книги? А мне мама сказала: «Вступай. Войны больше не будет». Так началась моя комсомольская юность. 

- А потом Ярославль, учеба в техникуме… 

- В текстильном техникуме я училась – все правильно! Учиться нравилось. Но денег, конечно. не хватало: я в одном платьице (в горошек!) три года проходила. И подрабатывала все время: то уборщицей в общежитии, то гардеробщицей. Маме пенсию на меня платили, так как отец на фронте погиб. А вот стипендию мне, хоть и хорошо училась, не давали: считалось, что и пенсии достаточно. Обидно было: городские девчонки и живут дома, и отцы у них с фронта вернулись, и стипендию получают. Но ничего выжили, справились!  

- Кострома теперь для вас родной город? 

-Конечно! С пятьдесят третьего года здесь живу.  Когда после техникума распределение было, я подружке сама предложила: «Поехали в Кострому!» Нас здесь, на фабрике «Знамя труда» очень хорошо приняли: «Специалисты приехали, специалисты приехали…» В Костроме я институт окончила. Стала мастером, начальником цеха, секретарем партийной организации. Гремела тогда наша фабрика! Работала я и в горкоме партии, была председателем обкома текстильной и легкой промышленности. Тогда и познакомилась с Героем Социалистического Труда Валентиной Плетневой.   

- Какой она была – знаменитая Валентина Плетнева? 

-  Простая, добрая женщина. Вот, например, приедем с ней в командировку. Ей, как Герою, одноместный номер полагается. А она двухместный просит: мы же вдвоем. «Двухместных нет», - отвечают. Тогда Валентина Николаевна по-другому вопрос решает: «Дайте нам раскладушку».  А еще сказала как-то: «Знаешь, я умру – и все меня забудут…» Не забыли. Рада, что на доме, где она жила, теперь есть мемориальная доска. Общими усилиями нам удалось этого добиться. 

-Знаем, что вы входите в комиссию по патриотическому воспитанию Свердловского районного совета ветеранов Костромы? 

- С радостью встречаюсь с молодежью.  Мне как-то коллеги из комиссии говорят: «Сейчас с директором школы про тебя говорили». Я даже съежилась вся: «Что нет так?». А они мне отвечают: «Ребята встречу с тобой так долго вспоминали!» Я не только о себе рассказываю. Обо мне, может, и не так интересно. А вот костромичей – Героев Советского Союза - нынешние школьники знать должны. Люблю в 32-й лицей приходить, например. Здесь сын мой учился, здесь стены родные. Сын, к слову, по стопам деда пошел, стал военным, Калининградское высшее военно-морское училище окончил. На Дальнем Востоке служил, в Ленинграде. Двое внуков у меня. Старший по стопам отца пошел. В Москве живет, тоже военный. 

- В Львовской области, где вас застала война, были в мирное время? 

- Была, но уже много-много лет спустя. Приехала в санаторий и обнаружила, что совсем рядом с родной станцией нахожусь. В выходные поехала туда: не могла не поехать. Конечно, ничего знакомого не нашла, все очень изменилось. Мне соседка по комнате говорила: «Что ты ездишь, только душу бередишь? Вся заплаканная возвращаешься».  А для меня важно было: отсюда папа мой воевать ушел, здесь наше детство прошло. Но то, что нас в июне сорок первого так быстро эвакуировали, меня действительно спасло. В противном случае мы бы в настоящий ад попали: бандеровцев много было. Это же Западная Украина. Когда в июне сорок первого немецкие самолеты над нашим городом полетели, многие из жителей шапки снимали, махали, приветствовали фашистов. Об этом тоже говорить подрастающему поколению надо. Потому что повториться такое не должно.